Раз в тоскливый час полночный я искал основы прочной

Для своих мечтаний - в дебрях теософского труда.

Истомлен пустой работой, я поник, сморен дремотой,

Вдруг - негромко стукнул кто-то. Словно стукнул в дверь...Да, да!

"Верно, гость,- пробормотал я,- гость стучится в дверь. Да, да!

Гость пожаловал сюда".





Помню я ту ночь доныне, ночь январской мглы и стыни,-

Тлели головни в камине, вспыхивая иногда...

Я с томленьем ждал рассвета; в книгах не было ответа,

Чем тоска смирится эта об ушедшей навсегда,

Что звалась Линор, теперь же - в сонме звездном навсегда

Безымянная звезда.





Шорох шелковой портьеры напугал меня без меры:

Смяла, сжала дух мой бедный страхов алчная орда.

Но вселяет бодрость - слово. Встал я, повторяя снова:

"Это гость,- так что ж такого, если гость пришел сюда?

Постучали,- что ж такого? Гость пожаловал сюда.

Запоздалый гость. Да, да!"





Нет, бояться недостойно, и отчетливо, спокойно

"Сэр,- сказал я,- или мэдэм, я краснею от стыда:

Так вы тихо постучали,- погружен в свои печали,

Не расслышал я вначале. Рад, коль есть во мне нужда.

Милости прошу сюда".





Никого, лишь тьма ночная! Грозный ужас отгоняя,

Я стоял; в мозгу сменялась странных мыслей череда.

Тщетно из глухого мрака ждал я отклика иль знака.

Я шепнул: "Линор!"- однако зов мой канул в никуда,

Дальним эхом повторений зов мой канул в никуда.

О Линор, моя звезда!





Двери запер я надежно, но душа была тревожна.

Вдруг еще раз постучали, явственнее, чем тогда.

Я сказал: "Все ясно стало: ставни... Их порывом шквала,

Видимо, с крючка сорвало - поправимая беда"

Ставни хлопают и только - поправимая беда.

Ветер пошутил - ну да!"





Только я наружу глянул, как в окошко Ворон прянул,

Древний Ворон - видно, прожил он несчетные года.

Взмыл на книжный шкаф он плавно и расселся там державно,

Не испытывая явно ни смущенья, ни стыда,

Там стоявший бюст Минервы оседлал он без стыда,

Словно так сидел всегда.





Я не мог не удивиться: эта траурная птица

Так была невозмутима, так напыщенно-горда.

Я сказал: "Признаться надо, облик твой не тешит взгляда;

Может быть, веленьем ада занесло тебя сюда?"

Ворон каркнул: "Никогда!"





Усмехнулся я... Вот ново: птица выкрикнула слово!

Пусть в нем смысла и немного, попросту белиберда,

Случай был как будто первый,- знаете ль иной пример вы,

Чтоб на голову Минервы взгромоздилась без стыда

Птица или тварь другая и в лицо вам без стыда

Выкрикнула: "Никогда!"





Произнесши это слово, черный Ворон замер снова,

Как бы удовлетворенный завершением труда.

Я шепнул: "Нет в мире этом той, с кем связан я обетом,

Я один. И гость с рассветом улетит бог весть куда,

Он, как все мои надежда, улетит бог весть куда">

Ворон каркнул: "Никогда!"





Изумил пришелец мрачный репликой меня удачной,

Но ведь птицы повторяют, что твердят им господа,

Я промолвил: "Твой хозяин, видно, горем был измаян.

И ответ твой не случаен: в нем та прежняя беда,

Может быть, его терзала неизбывная беда

И твердил он: "Никогда!"





Кресло я придвинул ближе: был занятен гость бесстыжий,

Страшный Ворон, что на свете жил несчетные года,

И, дивясь его повадкам, предавался я догадкам,-

Что таится в слове кратком, принесенном им сюда,

Есть ли смысл потусторонний в принесенном им сюда

Хриплом крике: "Никогда!"





Я сидел, молчаньем скован, взглядом птицы околдован,

Чудилась мне в этом взгляде негасимая вражда.

Средь привычного уюта я покоился, но смута

В мыслях властвовала лихо... Все, все было, как всегда,

Лишь ее, что вечерами в кресле нежилась всегда,

Здесь не будет никогда.





Вдруг незримый дым кадильный мозг окутал мой бессильный,-

Что там - хоры серафимов или облаков гряда?

Я вскричал: "Пойми, несчастный! Это знак прямой и ясный-,

Указал господь всевластный, что всему своя чреда:

Потерпи, придет забвенье, ведь всему своя чреда".

Ворон каркнул: "Никогда!"





"Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы,-

Молвил я,- заброшен бурей или дьяволом сюда?

Отвечай: от мук спасенье обрету ли в некий день я,

В душу хлынет ли забвенье, словно мертвая вода,

Яд затянет рану сердца, словно мертвая вода?"

Ворон каркнул: "Никогда!"





"Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы,

Заклинаю небом, адом, часом Страшного суда,-

Что ты видишь в днях грядущих: встречусь с ней я в райских кущах

В миг, когда среди живущих кончится моя страда?

Встречусь ли, когда земная кончится моя страда?"

Ворон каркнул: "Никогда!"





Встал я: "Демон ты иль птица, но пора нам распроститься.

Тварь бесстыдная и злая, состраданью ты чужда.

Я тебя пророка злого, своего лишало крова,

Пусть один я буду снова,- прочь, исчезни без следа!

Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа!"

Ворон каркнул: "Никогда!"





И, венчая шкаф мой книжный, неподвижный, неподвижный,

С изваяния Минервы не слетая никуда,

Восседает Ворон черный, несменяемый дозорный,

Давит взор его упорный, давит будто глыба льда.

И мой дух оцепенелый из-под мертвой глыбы льда

Не восстанет никогда.

На английском попробуй осилить. Оно того стоит

(текст в сети точно есть)

VeleroGabri

Почему "осилить"? Неужели оно такое сложное?